Оно стояло недалеко от деревни, некогда тихое и приветливое место – насколько это возможно – давно находилось в запустении. Огромная поляна, густо усеянная могилами, памятника, крестами, полуистлевшими фигурами ангелов, заросла травой. Вокруг ее подпирал лес; однако, если присмотреться, стволы не заходили за невидимую границу мертвых угодий, словно боясь потревожить усопших.
Много слухов ходило об этом месте. Одни говорили, что там похоронены крестьяне, некогда жившие в этой деревне. Другие утверждали, что это немецкое захоронение. Третьи доказывали, что кладбищу несколько сотен лет и что там погребены замученные жестоким барином крепостные. Никто не знал правды, и никто не решался узнать ее.
Само место отпугивало любого, кто к нему приближался. Даже в самый жаркий день, от него веяло холодом, и никогда никто не слышал, чтобы рядом с ним пели птицы, или гулял озорной ветер, словно это кладбище было не от мира сего. Поговаривают, однажды на него забрел местный алкоголик. Утром его нашли забившимся под упавшее дерево. Бледный, с поседевшими волосами, он трясся и до вечера только и мог, что мычать. Он так и не смог объяснить, что произошло, но испуганные глаза говорили сами за себя. С тех пор мужик бросил пить и с головой ушел в религию.
– Ты псих? – ошарашено поинтересовалась Лена – полненькая девочка, с рыжими волосами.
Вася ответил с вызовом, пытаясь отвлечь ребят от своего утреннего позора.
– Псих, не псих, но вам слабо, – в голосе прозвучали брезгливые нотки.
Друзья опустили глаза – все понимали, что надо быть сумасшедшим, чтобы добровольно пойти на заброшенное кладбище… Но подростковый максимализм не позволял признаться в такой слабости. Ковыльков набычился, выставил ногу вперед, нависая над другом.
– Сам не можешь, вот нас и подбиваешь. Трус, – сплюнул он сквозь зубы.
– А вот и могу! – не удержался Санин, и тут же пожалел о сказанном, но слова обратно не вернешь.
Ребята уважительно посмотрели на него.
– Ты один пойдешь на… кладбище? – промолвил Генка Зубов и присвистнул. – Ну, ты, брат, полный абзац. Лучше сразу прыгни под поезд – не так мучиться будешь.
Василий понял, что отступать некуда, прослыть еще раз трусом не хотелось. Если он пойдет на заброшенное кладбище больше никто не скажет, что он боится.
– Вот и пойду, – с вызовом произнес он, глядя на ребят. – Сегодня же и пойду. Кто хочет со мной?
Признаться, Санин надеялся, что никто не захочет пойти. Тогда бы он мог спрятаться в лесу, особо не приближаясь к старому захоронению, а утром сказать, что был там. И никто не сможет доказать обратное. Все испортил Ковыльков.
– Я пойду, – вызвался он, победно глядя на парня, будто сумел прочитать его мысли. – Вместе, что бы ты ни спрятался где-нибудь, а потом гнал, что всю ночь тусовался на могилах.
– Хорошо, – вынужденно согласился Василий. – Тогда в полночь, на этом же месте.
– Кто не придет – будет вечным трусом, – добавил Ковыльком.
На этом ребята и разошлись.
Для многих остаток дня прошел незаметно, но только не для Васи. Парень каждые полчаса смотрел на циферблат старых часов, где стрелки с неумолимой скоростью принимали вертикальное положение. За окном постепенно стемнело, зажглись редкие фонари, где-то еще доносились голоса, но скоро и они смолкли – деревня засыпала. Солнце до последнего не хотело опускаться, но сдавшись, устало скатилось за горизонт.
Часы пробили половину двенадцатого и Санин вздрогнул, очнувшись от тяжких раздумий. Все это время он думал, как сделать так, чтобы не прослыть навечно трусом и не попасть на кладбище. Парень понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет: даже если легенды и слухи врут, идти ночью через лес на заброшенный погост не хотелось… Но и пойти он не мог. Зная Мишкин нрав, он был уверен, что если хоть на минуту опоздает, Ковыльков – не смотря на то, что они друзья – засмеет его и ославит на всю деревню.
Когда часы показали без десяти минут назначенный срок, Василий тихо выбрался из дома и, следуя по полуосвещенной дорожке, решительно пошел на встречу. Подходя к месту встречи под ярко горящим фонарем, он с удивлением увидел, что его ждет не только Михаил, но и остальные ребята. Неужели они все решили пойти? Хорошо было бы – не так страшно, думал, про себя Вася.
– Пришел? – хмыкнул Ковыльков.
– Пришел, – с вызовом ответил парень и обратился к остальным друзьям: – Решили с нами прогуляться?
Те отрицательно замотали головами, а Петька пояснил:
– Хотим убедиться, что никто из вас не струсил, – пожал плечами: – мало ли что.
– Ты на что намекаешь? – сразу насупился Михаил. – Хочешь сказать, что я тоже…
– Ничего он не хочет, – оборвала его Лена Дубова. – Хватит из себя главного строить, – посмотрела на часы на узеньком ремешке: – Ровно полночь.
Ребята замолкли, казалось, что некоторые даже перестали дышать, переглядываясь. Первым нарушил молчание Генка.
– Может не стоит? Вась, Миш, это же глупость тащится туда. Давайте забудем об этом дурацком споре.
Санин замер, сердце судорожно забилось. Вот его шанс выиграть, не сходя с места, если Ковыльков согласится, то…
– Пусть Васька признает, что он самый трусливый трус, – встал в позу парень.
– Вась, – Дубова подергала друга за рукав футболки, на него просящее взглянули темно-зеленые глаза.
Невысокий Санин посмотрел на долговязого друга, стоящего скрестив руки на груди и выжидающе глядящего на него. Взгляд решительный, холодный, но если приглядеться, в глубине можно увидеть напряжение, с которым он ждет ответа. Василий медленно произнес, сквозь зубы: